Фаворит. Том 2. Его Таврида - Страница 70

– Он, злодей, виноват! Я была молода, неопытна, когда Панин меня чуть не за волосы втащил в «Аккорд» свой. Теперь я согласна: во вражде с Турцией выгоднее иметь опору в цесарцах…

Потемкин упрятал в своем архиве записку Екатерины:

...

«Каковы бы цесарицы ни были и какова ни есть от них тягость, но оная будет несравненно менее всегда, нежели Прусская, которая совокупленно сопряжена со всем с тем, что в свете может только быть придумано пакостного и несносного. Дорогой друг мой, я говорю это по опыту: я, к несчастью, весьма близко видела это ярмо (прусское), и вы были свидетель, что я была вне себя от радости, лишь только увидела маленькую надежду на исход из этого положения…»

Утром императрица велела готовить для Могилева парадное платье, украшенное 4 200 крупными жемчужинами. Через полицию указала позвать к ней лучшего ямщика Федора Игнатова, служившего на тракте Москва – Петербург. Пришел он – мужик здоровущий. Кафтан на нем сукна алого. Опоясан кушаком белым. На груди бляха величиной с тарелку. На бляхе – герб России с орлами. Через плечо великана тянулся гарусовый шнурок к рожку, чтобы в пути сигналы подавать. Екатерина по-русски с поклоном (благо поклон спину не ломит) поднесла мужику чарку со старкой и спросила любезно:

– А закусить желаешь ли?

– Не. И так хорошо.

– У тебя в тройке масть-то какая?

– Вороные. А челки белые.

– Колокольчики твои далеко ль слыхать?

– Всю Русь прозвонил уже. Валдайская музыка.

– У меня к тебе личная просьба, – сказала Екатерина. – Ко мне кесарь венский гостить едет. Берешься ли, Федор, прокатить его от рубежей до Могилева за полутора суток?

– Могу и раньше! Но душа в нем жива не будет.

– А почему так?

– Ухабы наши. Сама знаешь, матушка.

– Вези! Только в канаву кесаря не выверни.

– Да уж и не таких орлов возили! Сначала-то икота их разбирала. А потом ничего… отлежались.

7. Перемена фронта

Что видел путник, в Могилевский град въезжающий? «Тако мне, шествующему, показались места возвышенны и здания града великого. Невозделанные врата, называемые Быховскими, предстали, при конце почтовой аллеи, моему взору пытливому; уже вместили оне в стены свои проезжавшую мою колесницу, произвели с тем великий стук и открыли улицу…» Обратимся к начальству! Почти всех оголтелых молодцов, которые в 1762 году добывали престол для Екатерины, она пристроила на хорошие места и воровать им не мешала. Петр Богданович Пассек, генерал-аншеф и кавалер, держал в Могилеве бразды правления. Первую свою жену он прогнал, а вторую – Марью Сергеевну Салтыкову – в карты у ее мужа выиграл. О добре говорить не надобно: само в руки текло. Для любителей цен сообщаю, что бутылка шампанского в Могилеве стоила 1 руб. 60 коп. Очевидец пишет: «Употребление пробочника запрещалось; щеголяли искусством отбивать горло бутылки о край стола… буде же бутылка треснула ниже горла, выбрасывали за окно прохожим».

К этому граду и поспешил «граф Фалькенштейн»!

…Мария-Терезия неохотно отпускала сына на свидание с Екатериной, боясь, что пострадает его нравственность. Но Иосиф жил иными страстями. Неудача с войной за Баварию навсегда отвратила его от Пруссии, Тешенский мир связал ему руки в Германии, зато альянсы с Россией открывали Австрии прямую дорогу на Балканы. За этим он и приехал – чтобы дорогу к Белграду расчистить. Одетый в скромный зеленый мундир, «граф Фалькенштейн» был узнан горожанами лишь в тот момент, когда уверенно ступил на крыльцо дома губернатора.

– Он! Это уж точно он, братцы! – закричала толпа с таким же азартом, с каким кричат при поимке вора: «Держи яво, не уйдет!» Конечно, всегда забавно глянуть на человека, обладавшего 26 миллионами населения, который ждет приезда женщины, владеющей 17 миллионами. Если эти миллионы сложить вместе, то… сколько у нас получится? Без анекдотов и тут не обошлось: могилевский столяр Штемлер был точной копией императора, за что жители и напоили его в стельку…

На другой день в Могилев въехала Екатерина – при эскорте кирасирского эскадрона. Триумфальная арка была украшена надписями, золотом светилась историческая дата: MDICCLXXX (1780 год). Летописцы заметили, что публики на улицах было очень мало… Пассек встретил Екатерину словами:

– О, мать! Воззри на виноград, тобою насажденный…

Екатерина его облобызала. Чиновники губернские уже спорили – что больше: карета царицы или кабинет губернатора? Из экипажей выбрались Безбородко, посол Кобенцль, показалось и новейшее светило – фаворит Саша Ланской со множеством бедных родственников (теперь уже ставших богатыми).

– Это что… Могилев? – спросил молодой человек.

– Приехали, Сашенька, – отвечала ему царица.

– Уррра-а! – закричали чиновники по приказу Пассека.

С невероятным шумом из других карет высаживались актеры итальянской труппы и капелла придворных певчих. В этом невообразимом гвалте Екатерина успела сказать Потемкину:

– Ежели Иосиф пожелает остаться Иосифом Прекрасным, то я исполню роль соблазнительной жены Потифара…

С крыльца спустился молодой офицер с узким и чистым лицом. Он был строен, улыбчив, даже красив. Кобенцль сказал:

– Ваше величество, перед вами «граф Фалькенштейн».

Екатерина протянула императору руку для поцелуя:

– Если вы – «граф Фалькенштейн», так я довольно-таки известна в этом мире под именем «казанской помещицы»…

Обладатели 43 миллионов людей поднялись в дом Пассека, где для них был устроен кабинет с угощением. Иосиф II, зная, что сердце этой женщины всегда отворено для самой безудержной лести, сразу же заговорил, напористо и бурно: