Накануне Потемкин с невероятными усилиями, угрозами и бранью заставил Марко Войновича вывести эскадру из Севастополя в море – искать противника. Попов выражал сомнение:
– Разве Войнович рискнет с Гасаном драться?
– Пусть хоть линию в бою сохранит, и то ладно.
– Убежит Войнович обратно в Севастополь.
– Не каркай! Войнович убежит – Ушаков останется…
Еще ранней весной он хотел поручить флотилию в лимане не принцу Нассау-Зигену, а именно Ушакову, но Мордвинов грубо выгнал Ушакова из Херсона, не допустив его до свидания со светлейшим. Ко всем несправедливостям судьбы Федор Федорович сохранял гордое презрение… Женщины равнодушно прошли мимо этого скуластого скромного человека, очень далекого от светских «политесов», не имевшего ни денег, ни поместий, ни знатных сородичей. Ушаков был из кремневой породы людей-победителей. В любом деле любая эпоха порождает проблемы, и она же порождает героя, который берется их разрешить. Потемкин разрешал для России «проблему Черноморскую», а подле него, тихо и незаметно, Ушаков разрешал для флота проблему новой тактики морского боя, чтобы разломать линию! Острая мысль философии XVIII века побуждала и мыслить с остротой своего времени… Лишь однажды Ушаков намекнул Потемкину о своих идеях, и князь Таврический, громко хрустя поедаемой репою, удивился его смелости:
– Много ль еще таких умников на моем флоте?
– Не дай-то бог быть первым и последним…
Эскадры строились так: авангард, кордебаталия, арьергард. Англичане своим вековым авторитетом утвердили международный шаблон: неприятели в кильватерных линиях двигались параллельно одна другой, каждый корабль старался выпустить большее число залпов в противостоящий корабль противника. Быстрые корабли тащились вровень с медлительными, не используя главного козыря – скорости маневра. По английской традиции, только «забрав» ветер у противника, можно открывать сражение. Враждующие флоты иногда целую неделю крутились на одном месте, не стреляя, а только силясь «поймать» ветер… Боже упаси в те времена нарушить линию! На таких нарушителей смотрели как на падших людей.
Таких судили. Таких презирали. Таких и вешали.
Ушаков многое передумал, играя на флейте. Турки хорошо держатся, пока держится их флагман. «А ежели, разломав строй, навалиться на корабль капудан-паши?.. Ошеломить дерзостью, разрезать линию на куски и по кускам разбивать, презрев условности?» Но мысли Ушакова пока таились под спудом. Да и сам он, будучи в бригадирском ранге, командовал лишь авангардом Севастопольской эскадры, подчиненной контр-адмиралу Марко Войновичу…
5 июля 1788 года на траверзе острова Фидониси Войнович встревожил Ушакова запискою: «Неприятель идет. Что делать?»
– Ну и пусть идет, – сказал Федор Федорович.
Записку Войновича он, к счастью, не порвал.
– Русские идут, Гасан, что делать?..
На флагманском «Капудание», в салоне Эски-Гасана, скромная простота мусульманских жилищ: сундуки вдоль стенок, шкафчики с посудою, медные кувшины в углу. Капудан-паша угощал в салоне адмирала Саида, тоже алжирца. В окошках «балкона» посверкивало море, вдалеке виднелись скалы острова Фидониси. Ветер отогнул край шторы, скрывавшей аляповатую копию с тициановской «Венеры».
– Ветер мы забрали, Саид, – ответил Гасан.
– Да, ветер, слава Аллаху, в наших парусах…
Турки потратили немало дней на искусное лавирование, чтобы заманить эскадру Войновича подальше от базы, а семнадцать «султанов», обшитых медью, против двух линейных громадин черноморцев обнадеживали их успехом. В нижних палубах турецких «султанов» постоянно галдели тысячные экипажи. В составе их были левенды – морская пехота, готовая к резне при абордажах, аикладжи – марсовые, способные разобраться в джунглях такелажа, галионджи, обслуживавшие погреба с порохом и батарейные деки.
Гасан хлопнул в ладоши, велев подавать трубки.
– На все воля Аллаха, – сказал он, решившись.
Корабельные склянки отзвонили два часа дня.
Первый удар Гасана предназначался русскому авангарду. Ушаков держал флаг на линейном «Святом Павле», он голосом подозвал ближе фрегаты, окликнул их молодых командиров.
– Не страшитесь быть дерзкими, – сказал он им. – Не имейте на меня оглядки по пустякам, ежели обстоятельства призовут к самоличным поступкам. Помня о своей тактике, о своем корабле, не забывайте общей стратагемы эскадры… Старайтесь отнять «люфт» у врага проклятого! Ну, с богом – пошли…
Имея хороший ветер, турки охватывали авангард Ушакова. На «Преображении» мимо «Святого Павла» прошел сам Войнович.
– Батюшка! – окликнул он Ушакова. – Имей стережение, иначе и себя и нас угробишь. Крокодилы-то алжирские люты. Поступай по совести…
Против 550 пушек черноморцев Гасан напирал мощью 1100 орудий – жутковато! Свежий ветер влетел в паруса авангарда. Ушаков, стоя на штанцах, расставил ноги пошире.
– Сто шестьдесят пудов – вся наша сила, – сказал он офицерам. – Бить позволяю с дистанции пистолетной.
– Как держать? – спрашивали от руля боцманматы.
– Так и держите… лучше нам не придумать!
Издали было видно, что на палубе «Капудание» возникла драка: албанцы-вевенды тузили аикладжи-турок.
– Нашли время, – усмехнулся Ушаков.
Турецкий строй растянулся, но сохранял боевую стройность. Войнович с кордебаталией показался из-за острова, и авангард Ушакова порывисто врезался в линию противника, исколачивая ядрами его головные суда: это были фрегаты. Не выдержав, они отвернули с курса, но… обнажили флагманский «Капудание».